Звонки Мориса продолжались, их разговоры становились все проникновеннее. Морис говорил с такой подкупающей искренностью, что очень скоро стал для Жени настоящей отдушиной в ее в довольно унылой жизни. Старый круг знакомых для нее постепенно исчез, не могла же она им признаться, где теперь работает, а рассказывать о себе небылицы было неприятно. Даже с Лешей, который казался ей очень милым мальчиком, Женя чувствовала себя непросто.
Леша продолжал звонить ей домой, приглашал то прогуляться, то сходить в кино, и Женя с благодарностью принимала его приглашения. Они бродили по вечерним улицам, и Леша рассказывал ей о своих будущих статьях.
— Знаете, о чем я хочу написать? — сказал он ей однажды. — О том, что после революции борзые подвергались таким же репрессиям, как и их хозяева.
— Как это? — не поняла Женя.
— А так, что русская борзая всегда была дворянской собакой. Простые люди никогда борзых не держали. Только помещики — любители псовой охоты. А русский помещик действительно часто был необуздан. Охота была настоящим стихийным бедствием для крестьян. Лошади и собаки вытаптывали крестьянские поля, и с этим приходилось мириться. Неудивительно, что ненависть к помещикам перекинулась и на их собак. Поэтому, когда крестьяне получили возможность расквитаться со своими хозяевами, они не пожалели и собак. Между прочим, похожая история случилась и во Франции. Была такая порода — французская борзая. Так вот, во время французской революции всех этих собак поубивали. Такой породы больше нет. Русской борзой повезло больше. Буквально нескольких щенков вывезли в Швецию. Там открыли питомник, и только благодаря этому порода не исчезла. Хотя нет, в Москве, при университете, тоже был подпольный питомник борзых, которые в официальных документах значились как сеттеры.
— Как интересно, — произнесла Женя, — никогда бы не подумала, что можно преследовать собак.
— А что тут удивительного, — ответил Алексей, — если по идейным соображениям разрушались дома, сжигались книги и картины. Почему собаки должны были стать исключением?
— Действительно, — согласилась Женя, — и вы хотите написать об этом.
— Да, сделать интервью с человеком, который содержал этот подпольный университетский питомник. Вот только не знаю, будет ли это кому-нибудь интересно.
— Конечно, — уверенно произнесла Женя, — мне же было интересно слушать вас, а я довольно спокойно отношусь к животным. Представляете, какой интерес вызовет эта история у владельцев собак.
— Ну что ж, попробую, — не слишком уверенно пробормотал Алексей.
Причина его неуверенности заключалась в том, что он давно мечтал напечататься в «Итогах», но очень боялся, что с ним там даже не захотят разговаривать. Алексею представлялось, что в его любимом журнале работают люди, которые укажут ему на дверь, как только узнают, что он печатается в «Суперновостях». А если он не скажет правды, то получится, что у него вообще нет журналистского опыта, и тогда его уж точно выставят за дверь.
«Но попробовать-то можно, — сказал себе Алексей однажды, — иначе я так и просижу всю жизнь в жалкой и ничтожной газетенке. Может быть, я даже дослужусь до редактора полосы, вполне возможно, мой гонорар возрастет вдвое, но лучше чувствовать я себя от этого не стану».
Как всегда, перед тем как взяться за серьезную работу, он прибрался в квартире, погулял с собакой, потом включил компьютер и замер перед пустым мерцающим монитором.
«Как странно, — подумал он, — проблема чистого листа как-то сама собой превратилась в проблему чистого монитора. Страшно видеть перед собой пустой экран, хочется как можно скорее заполнить его буквами и словами. Сначала я напишу вступление, — решил Алексей, — а потом договорюсь о встрече с Левой. Уверен, он не откажет мне, питомник уже давно рассекречен». И Алексей улыбнулся, вспомнив огромного толстого человека с копной седых волос на голове, которого, несмотря на уже солидный возраст, все продолжали называть Левой.
Никто не знал, откуда Лева родом, кто он по национальности и какое у него образование. С незапамятных времен он работал на биофаке МГУ, сначала лаборантом, потом чьим-то ассистентом. У него не было своей семьи, а если и была, то никто о ней ничего не знал. Лева постоянно возился с борзыми щенками — то кормил их из соски, то подбирал корм, то делал им различные прививки. Странно, что о нем еще никто не написал. Конечно, сейчас появилось так много дорогих и экзотических пород собак, что русские борзые как-то отошли на второй план. Алексей этого не понимал, он считал, что борзые, похожие в беге на стремительную линию, гораздо красивее и лучше всяких там мастифов и лабрадоров.
Алексей сел поудобнее, и его пальцы забегали по клавишам: «Русских борзых никогда не называют Джонни или Риччи. Они всегда носят имена, звучащие довольно странно: Рагдай, Ясна, Славяна. Такова традиция…»
Но вдруг Алексею помешали. Он услышал сперва грохот тяжелой железной двери, а потом оглушительную ругань. Железная дверь на их площадке была одна — у его соседа Виктора, того самого, за чей счет Алексей так самозабвенно разговаривал с Женей. Нетрудно было догадаться о том, что происходит сейчас в небольшом коридорчике, куда выходят двери четырех квартир.
Виктор приехал, открыл почтовый ящик, чтобы забрать почту, и получил огромный счет с телефонной станции. Первое время Алексей еще пытался подсчитать, на какую сумму он нанес ущерб своему соседу, но потом сбился со счета. Еще хорошо, что он не забывал каждый раз перекидывать проводки с соседского разъема на свой. Умом Алексей понимал, что разоблачить его практически невозможно, но все равно ему было не по себе. А теперь ему вдруг стало мучительно стыдно. Раньше он чувствовал себя этаким озорным деревенским мальчишкой, который ворует яблоки у соседа-скряги. Не поймали — и ладно. А вот сейчас он ощутил себя самым настоящим подлецом.