— И женский голос тебе ответил, — подхватил Василий, — что я здесь больше не живу.
Женя кивнула.
— Это была моя жена, моя бывшая жена. Но начну, как говорится, по порядку. Я не москвич, принадлежу к так называемым пробивным провинциалам. Ты знаешь, что провинциалы обычно гораздо активнее столичных жителей и всего добиваются намного быстрее.
— Да, мне это известно, — сказала Женя и вспомнила своего бывшего мужа.
— У вас, москвичей, всегда есть чувство тыла — квартира, родители, старые друзья. А мы, провинциалы, едем в столицу, как на войну. Нам некуда отступать и есть за что бороться. Так вот, я родился в Коканде. Ты, наверное, даже не знаешь, где это.
— Ну почему же, — обиделась Женя, — я хорошо знаю географию Востока. Коканд — в Узбекистане. У вас в музее уникальная коллекция восточной керамики.
— Не знаю, как насчет керамики, — сказал Василий, — а со всем остальным там плоховато. У мамы нас было трое, росли без отца. Жили ужасно бедно. В конце месяца я бегал сдавать молочные бутылки. Все это было бы похоже на мелодраму, если бы не было правдой. Короче говоря, еще в школе я поставил себе цель — вырваться из этой дыры. Я пообещал себе, что мои дети бананы и апельсины будут видеть не только на картинках. Кстати, банан я впервые попробовал, только когда приехал в Москву поступать в институт.
— А ты где учился?
— В Первом меде, специализация — психиатрия, красный диплом, потом аспирантура. Молодой, подающий большие надежды психиатр. Но не москвич. А поэтому, при всех моих успехах, мне светило лишь место ординатора в какой-нибудь областной психбольнице и комната в общежитии. И это в лучшем случае, а в худшем — пришлось бы отправиться назад в Узбекистан.
— И тогда ты женился по расчету на богатой москвичке, — с грустной улыбкой произнесла Женя, — дочке какого-нибудь вашего институтского профессора.
— Ира не была профессорской дочкой. Она, как и я, росла без отца. Жила с матерью в крошечной двухкомнатной квартирке в Орехове-Борисове. Просто она очень меня любила и сама предложила жениться на ней.
— Даже так? — удивилась Женя.
Василий молча кивнул и пригубил свой бокал. Он помнил этот разговор до самых мельчайших подробностей. Это было пятнадцать лет тому назад, весной. Он только что закончил аспирантуру, и вопрос о распределении висел над ним как дамоклов меч. Василий продолжал жить в общежитии, приплачивая коменданту из своего кармана. Но он очень хорошо знал, что прописку ему не продлят, а когда приедут абитуриенты, его попросят из этой комнаты. Конечно, всегда можно было снять угол у какой-нибудь бабульки. Но никто не разрешит ему жить в Москве без прописки, а уж тем более никто не возьмет на работу.
— Я знаю, что люблю тебя гораздо больше, чем ты меня, — страшно волнуясь, сказала ему Ира. Они сидели за столиком небольшого открытого кафе-мороженого. Василий даже помнил, как Ира в тот день была одета. Белая водолазка и джинсы «Левис», за которые она отдала полторы зарплаты медсестры клиники неврозов. Ирина не притрагивалась к своему мороженому, и Василий следил за тем, как разноцветные шарики медленно оплывали в вазочке. Ира вертела в руках ложку, и солнечный лучик то и дело заставлял Василия жмуриться. — Вернее, ты вообще меня не любишь, — продолжала Ира, — не надо, не переубеждай меня, мы оба знаем, что это правда. Так часто бывает: один любит, а другой позволяет себя любить. Но я не об этом хотела с тобой поговорить. Я знаю, в каком ты сейчас положении с пропиской, с жильем… Давай поженимся, — сказала она и замолчала.
— Ты делаешь мне предложение? — спросил Василий.
— Что-то вроде того, — ответила Ирина. — Твой отъезд из Москвы будет для меня ужасной потерей. Так что мы оба заинтересованы в том, чтобы ты остался. И не важно, как ты ко мне относишься. Все равно наш с тобой роман длится уже полгода. Пусть продолжается в виде брака. Я получу тебя хотя бы на некоторое время, а ты получишь московскую прописку.
— Ты не просто делаешь мне предложение, — уточнил Василий, — ты предлагаешь мне самую настоящую сделку.
— Может быть, и так, — согласилась Ира. — Неужели тебя это смущает? Мы же взрослые современные люди. К тому же все говорят, что браки по расчету — самые прочные. Или ты скажешь, что брак для тебя — это святое и ты не можешь жениться без любви, из одной голой корысти? Ведь не скажешь же?
— Нет, не скажу, — не глядя Ире в глаза, подтвердил Василий.
Этот разговор определил дальнейшую жизнь Василия на много лет вперед.
— Ну и надолго тебя хватило? — спросила Женя, выслушав рассказ Василия.
— Ты не поверишь, но больше чем на десять лет, — ответил он. — Не думай, пожалуйста, что я лишь «использовал» бедную девочку. Она, кстати, прекрасно отдавала себе отчет в том, что делала, предлагая мне этот брак. Но я изо всех сил соблюдал условия договора. Год мы прожили в ее комнате, и все это время я работал как сумасшедший, чтобы скопить денег на кооперативную квартиру. Я занимался частной практикой, выводил алкоголиков из запоя. Это сейчас в любой газете полно объявлений такого рода. А в то время на дом с капельницей и лекарствами выезжали единицы. Грязная работа, конечно, но кто-то и ее должен делать. Через год у нас уже была своя квартира. Я старался быть Ире хорошим мужем, я не изменял ей; ты не поверишь, но я запрещал себе даже заглядываться на девушек. Я хотел заработать денег еще на одну квартиру — для себя, только тогда я мог бы уйти от жены и заняться наконец наукой. Но… — Василий неожиданно замолчал.
Женя посмотрела на его печальное лицо и все поняла.