— А зарплата за три месяца? — наконец смогла произнести Женя.
— Поверьте мне, — еще более задушевно даже не проговорила, а пропела Александра Михайловна, — ничего пока нет. Но мы обязательно, поверьте, обязательно рассчитаемся с вами! Потерпите немного. Вы знаете, — доверительным шепотом сообщила она, — я и сама уже два месяца сижу без зарплаты. Даже в парикмахерскую сходить не на что. Меня Ирочка стрижет, секретарша.
«Хорошо устроилась», — подумала Женя и подняла глаза на начальницу. Она увидела дорогой костюм бирюзового цвета, тщательно уложенные волосы, ухоженные, покрытые перламутровым лаком ногти и массивный перстень с сапфиром, украшавший безымянный палец начальницы.
— Все ясно, — сказала Женя и поднялась. Ей послышался тихий вздох облегчения. Александра Михайловна была до смерти рада, что все обошлось без эксцессов. Вчера в этом же самом кабинете разыгралась безобразная сцена. Также подпавшая под сокращение Гусева рыдала и кричала, что у ее детей, которых она растит без мужа, вся обувь рваная.
— Документы заберете внизу, в отделе кадров, — совсем другим, уже будничным тоном, сказала на прощание Александра Михайловна.
«Сволочи», — устало, без всякой злобы, думала Женя. Она в последний раз шла к своему столу и ловила на себе взгляды бывших коллег. Они смотрели на нее украдкой, и Женя читала в этих взглядах смесь страха, любопытства и торжества. Так некоторые смотрят на гроб с телом покойника и думают: «А вдруг я буду следующим?» И вместе с тем торжествуют: «А все-таки я его пережил!» Женя чувствовала, что к ней боятся приближаться, как будто она несла вокруг себя ореол дурной и заразной болезни. Женя торопливо собрала свои тетради, книги, погасила лампу с зеленым абажуром и покинула музей, понимая, что это уже навсегда. Простился с ней только Петя Ахметьев из отдела Индии.
— Звони, — сказал он ей мрачно, и Женя вспомнила, что еще в прошлом месяце он пожаловался на то, что ему за неуплату отключили телефон.
Ничего не чувствуя, словно ее душе сделали общий наркоз, Женя прошла в отдел кадров, взяла трудовую книжку, на 15-м троллейбусе доехала до дома, не раздеваясь, упала на постель и провалилась в сон.
Разбудил Женю оглушительный трезвон телефона. Не раскрывая глаз, она взяла трубку и услышала бодрый и молодой голос:
— Женечка, с днем рождения, милая!
— Мама, — обрадовалась Женя, — спасибо! Как у вас дела, как здоровье?
— У нас все хорошо, — торопливо говорила мама, — все здоровы, а ты сама как? Что на работе?
— Все хорошо, — бодро соврала Женя, — тружусь как пчелка.
— А с личной жизнью как?
— Тоже неплохо, — опять соврала Женя, — кое-что намечается, я тебе напишу.
— Да, пиши, — с энтузиазмом откликнулась мама, — а то эти разговоры такие дорогие. Женечка, я с тобой прощаюсь, у нас все неплохо, Эрик работает, я больше по дому, но иногда подворачиваются кое-какие переводы. Вот тут Эрик хочет тебя поздравить, мы сейчас с ним вместе… — И в трубке зазвучало оглушительное: «Happy birthday to you!», которое пели два голоса, мужской и женский. — Ну, пока, милая, я тебя целую, пиши! — прокричала мама, и Женя услышала короткие гудки.
Тыльной стороной ладони Женя вытерла мокрые глаза и вздохнула.
«И ни слова о том, чтобы пригласить меня в гости», — подумала с привычной горечью.
Женина мама вышла замуж за австралийца и уехала с ним за океан десять лет назад. Женя тогда училась на четвертом курсе истфака МГУ, на престижном отделении искусствоведения. Женя еще верила, что ее ждет прекрасное будущее, интересная работа, поездки на ее любимый Ближний Восток, она собиралась стать специалистом с мировым именем. Австралия казалась ей глубокой провинцией, чем-то вроде огромной Ялты, где хорошо отдыхать, но скучно жить. Собственно говоря, ни мама, ни ее австралийский муж совершенно не настаивали на том, чтобы Женя ехала с ними.
— Я оставляю тебе квартиру в центре, — сказала мама на прощание, — а это целое состояние, смотри не промотай. Не знаю, смогу ли я помогать тебе?
Первое время Жене помогал ее папа, ленинградец, а потом она сама начала работать и зарабатывала совсем неплохо, даже смогла скопить денег на билет в Австралию. Женя запомнила невероятную жару, бесконечный океанский берег, неестественно голубую воду и стайки разноцветных волнистых попугайчиков, назойливых, как российские воробьи.
— Знаешь, Женечка, — сказала ей мама в первый же вечер после того, как они вволю наобнимались и наговорились, — я знаю, что сейчас все так и норовят уехать из России, но я не могу предложить тебе остаться тут. У нас не так много денег, и вряд ли ты найдешь работу в нашем маленьком городке.
У Жени сразу же и на целых три недели испортилось настроение. Она и не собиралась оставаться в Австралии, но желание матери с первого дня расставить все по своим местам глубоко обидело ее. Теперь Женя с радостью полетела бы в Австралию, да и вообще куда угодно, где не надо думать о зарплате и счетах за коммунальные услуги. Похоже, такого места на Земле не осталось. Больше Женя в Австралии не была, а мама с мужем предпочитали тратить деньги на поездки по Европе. Два года назад по дороге в Париж они делали пересадку в Москве. Женя ездила в Шереметьево, где провела с мамой и Эриком четыре показавшихся ей бесконечными часа. Мама говорила, как всегда, много, громко и торопливо, и Женя страшно устала. К тому же ей не очень понравилось, что мама, критически осмотрев ее, сказала:
— Что-то ты не слишком хорошо выглядишь, моя дорогая. Знаешь, в твоем возрасте уже пора следить за своей кожей и посещать косметолога. Каким кремом ты пользуешься? — Женя неопределенно пожала плечами. — Очень рекомендую «Виши», дороговато, конечно, но зато какой эффект! Видишь, какое у меня лицо. Морщины почти незаметны! Мне никто не дает моих лет, никто не скажет, что я твоя мать.